Вернусь к теме комического. В контексте Мамлеева эта категория должна упоминаться с кучей оговорок. В его творчестве вообще важнее смеха и юмора — понятие хохота. Хохот как реакция на страх, хохот как предельное состояние психики. Образ макабрической пляски «на краю смерти» — один из центральных в позднем романе «Мир и хохот», а второе название «Блуждающего времени» звучит как «Время и хохот». Спектакль Арсения Мещерякова точно отражает это состояние сложнообъяснимого ужаса, которое разряжается в безумном хохоте. При этом в «Мамлееве» много юмора чисто театрального — в актерской мимике, интонациях, да и сам внешний вид героев отсылает к какой-то страшной клоунаде. В костюмах Кати Эрдэни эксцентрика блестящих платьев мини соседствует с брутальностью тяжелых курток, прорезиненных комбинезонов и высоких сапог. Некоторые детали намеренно состарены, испачканы, но при этом удивительно аккуратны. Как и визуальный образ всего спектакля — очень рафинированный. На сцене не просто ничего лишнего, а вовсе ничего. Только актеры и музыкальные инструменты.

Есть в спектакле и образы, также смешные, но уже «на грани». Рассказ «Куриная трагедия» о том, как курица слушала свое сердце, а затем осознала собственную смерть, будучи зарезанной хозяевами, сыгран как трагедия, с пародийным вскидыванием рук и должным пафосом восклицаний. В то же время Константин Бобков играет эту курицу буквально, как в актерском упражнении «наблюдение за животными», — с пустым отрешенным взглядом. Сначала смешно — потом пугающе (конечно, сложно не вспомнить тут куротруп из «Шатунов»). Кажется, режиссер в попытке нащупать эту тонкую грань перехода от условно «забавного» (а что, смешная же курица) к чему-то пугающему сумел передать как раз ту контрлогичность, необъяснимость смертельного ужаса. Ведь в мире Мамлеева смерть — это не худшее и не последнее, что может произойти с человеком. Так и Мещеряков разрушает набранный темп сцен в те моменты, которые логически вряд ли можно определить как страшные.

Полный текст — по ссылке.