Читать статью на сайте ПТЖ

Нарва и Ивангород, стоящие по обе стороны реки Нарвы, — почти близнецы. Оба города лежат на древнем пути «из варяг в греки», упоминаются в летописях, в обоих высятся средневековые крепости, оба срощены связью родственных уз. Только со времен падения СССР один город — часть Эстонии, а другой — России. И чтобы перейти мост, направляясь в гости к родне, теперь нужна виза.

Здесь в августе 2019 года работали две группы артистов — одна из Мастерской Брусникина, другая из эстонского театра Vaba Laba, — собирая интервью у местных жителей. По результатам Юрий Квятковский поставил два «симметричных» спектакля: один в Эстонии, второй в России. В эстонском Vaba Laba он называется «Lõhe/Разлом», в театре «Практика» — «Пограничное состояние».

«Пограничное состояние» состоит из вербатимов, речи реальных людей, жителей Нарвы и Ивангорода. Обработкой материала занималась драматург Инна Книрк. В объектив спектакля попали русскоязычные жители обоих городов, с их проблемами, речью и смутной идентичностью.

Смешанная и неточная идентичность — главный объект исследования спектакля. Этим ощущением полны не только герои, но и молодые артисты Мастерской Брусникина: их прямой речью начинается спектакль, она возникает по ходу действия, и становится понятно, насколько человек сегодня неустойчив и в большом городе («В Москве жить можно только ночью, когда никого нет»), и в своей стране («Последние годы тяжелее любить российское государство»), и в собственной судьбе («К детям я пока не готова»).

Приграничные города становятся точным местом для исследования такого состояния. Здесь разлом СССР стал важнейшим событием, с которым люди не обжились до сих пор, лелея имперские идеалы. Русскоязычные граждане России и Эстонии живут в сложном мире, где геополитика причудлива, прошлое переплетается с настоящим, а настоящее смутно.

Жизнь русской и эстонской глубинки показана крупными планами, буквально: художник Ксения Перетрухина размещает у задника сцены большой экран, на котором артисты играют своих немолодых героев в их среде обитания — на лавочках, у старых стен, на фоне полуразрушенных зданий. А на сцене здесь же, в микрофон — воспроизводят их речь, да так точно по интонации и лексике, что внезапно проникаешься нерассуждающим доверием к этим образам, словно бы вырезанным из документального видео и вставленным на сцену московского театра.

Два города показывают вперемешку. Персонажи в основном пенсионного или предпенсионного возраста — наверное, они меньше заняты и соглашаются говорить с интервьюерами, им лестно внимание.

Первая же зарисовка представляет трех сильно пьющих ивангородских мужичков: их речь обаятельно жива и полна виртуозного мата, работающего не как средство выразительности, а как средство связи. Впрочем, интерес спрашивающих к местным реалиям пробуждает в отвечающих почти настоящих гидов, и видно, что они гордятся, например, своим водопадом и, как могут, воспроизводят фразы о нем. Сергей Фишер впечатляюще играет заторможенного пожилого алкоголика, который трудится на стройке, но вот визы у него нет, и навестить тещу за мостом он не может.

Анастасия Великородная замечательно точно воспроизводит интонацию и своеобразный выговор старушки на лавочке: бабушки, по традиции, жалуются на жизнь, все время оглядываясь на советское прошлое: тогда было хорошо, а сейчас и дома рушатся, и грязь (хоть и оговариваются, что стало больше зелени и воздух вроде чище).

Главной проблемой маленького Ивангорода становится проблема социального неустройства, однако недовольство жизнью не тотально. Та же Анастасия Великородная воспроизводит монолог постоянно улыбающейся, быстро говорящей женщины, которая усыновила нескольких детей.

В Нарве проблемы другие. Живя в благополучной Эстонии, русскоязычные граждане озабочены больше межнациональными отношениями, политикой и выбором правильных СМИ. Запоминается монолог русского воришки, живущего в Нарве (Алексей Жеребцов), который на полном серьезе жалуется на то, что в тюрьмах Эстонии нельзя курить и что эстонцы посносили старые лагеря, в которых можно было не то что курить, а и пить, и с бабами встречаться. «Они нас душат», — пафосно восклицает он.

Там же живет отставной судомеханик, который приходит кормить голубей, — его смешной монолог на сексуальные, в том числе, темы замечательно воспроизводит Денис Ясик. Этот старик в капитанской кепке — оптимист, который рассказывает, между делом, как его после войны направили получать паспорт: «„Вы кто по национальности?“ — „Я ингерманландец, или же угро-финн!“ — „Такой национальности не бывает! Русский!“ Вот с тех пор я русский».

Прошлым живет нарвский режиссер-пенсионер, сокрушающийся о судьбе местных театров и говорящий о современном разложении нравов (Денис Ясик). Живя в Эстонии, он свято верит России: «На голову выше и корреспонденты, и люди. И освещение новостей по российским каналам гораздо более совестливое, гораздо более точное, и приводятся факты».

Многие еще портреты появляются, смешные и мрачные. В особенности запоминается финальный дуэт двух братьев, живущих в Нарве, один из которых гражданин России (Алексей Жеребцов), а второй — Эстонии (Денис Ясик). Узнаваема и красноречива их полупьяная перепалка, замешанная на общем прошлом, братской любви и давно выношенных обидах, из которой следует неожиданный, но значимый вывод: «Лучше водку пить, чем воевать».

Города-братья, жившие в СССР как единый организм, значительно различаются и в своем облике, и в самосознании. Нарва с ее 57 тысячами населения — третий по величине город Эстонии, а Ивангород с его 10 тысячами — маленький городок России, 931-й по численности. Эта тема не педалируется в спектакле, но возникает в речи персонажей, и один из них горько говорит: «Три раза писал президенту о том, что Ивангород умирает. А ведь это прихожая нашей страны. А по прихожей люди думают, судят обо всей стране».

К концу спектакля артисты постепенно собирают все, что было на сцене: сворачивают экран и фотофон (во время спектакля происходит фотосессия), собирают пожитки, уносят чемоданы и стремянку. Тревожный диагноз нашего времени — внутреннее бездомье.

Вера Сердечная