10.02.2025
Елена Махова: «Театр для меня - контакт душ».
Делимся отрывком из большого интервью Елены Маховой для Сноба. Режиссер рассказала о процессе создания спектаклей, театре как форме терапии и любви к поэзии Цветаевой.
Елена, не могу не задать этот вопрос. Вы начинали в «Практике» как актриса. Это было важно, когда вы решили обратиться к Брусникиной с предложением перенести ваши спектакли на эту сцену?
Конечно! «Практика» — это мой дом, моя родина. Здесь состоялся мой первый выход на профессиональную сцену в спектакле Светланы Земляковой «Бабушки». Он, кстати, до сих пор идет, собирает полные залы и за это время стал культовым. Так что, конечно, я счастлива, что Марина Станиславовна приняла оба мои предложения. Она очень трепетно и с уважением относится к нашим спектаклям. Это настоящее чудо.
Вы с большой теплотой говорите о «Практике». Что цените здесь больше всего?
Во-первых, театр находится на Патриарших прудах. Для меня это центр моего треугольника, моего места силы. Здесь произошло становление меня как человека, женщины, актрисы.
А во-вторых, как бы банально это ни прозвучало, я обожаю «Практику» за команду. Здесь нет равнодушных или злых людей. Может осветитель подойти и сказать после спектакля: «Понравилось!».
И, конечно, не могу не восхищаться Мариной Станиславовной. С годами, когда я стала ставить спектакли и собирать свои курсы, я поняла, как тяжело быть руководителем. А ей присуща эта редкая мягкая сила, при этом рациональность и приверженность принципам «Практики». Годы идут, худруки меняются, а «лабораторность» и экспериментальность театра остаются. Это театр с открытыми дверями — сюда можно прийти с предложением, и тебя обязательно выслушают. Никто не посмотрит на тебя сверху, как на человека, пришедшего с протянутой рукой, — ты сразу партнер.
К слову, о партнерстве. Расскажите, пожалуйста, о своих личных взаимоотношениях с авторами, которые были выбраны для постановок.
У меня, наверное, как и у любой женщины, есть свои раны любви. Как актриса, я произошла из этого. Логично, что у Бродского я обожаю любовную лирику. Чувствую его боль от расставания и расстояния.
Дальше — Маяковский. Много-много читая о нем и его, я начала его чувствовать, понимать его мысли и поступки. По-настоящему наша с ним любовь случилась только в прошлом году. Меня полгода пробовали на роль Лили Брик в кино — не утвердили. Зато эти полгода я жила с ней и ею. И уже через это пришла к Маяковскому. Он стал моим «крашем» (смеется). Мой русский Том Харди. Маяковского я люблю не только как поэта, но и как мужчину.
А вот до глубин Блока мне еще предстоит дойти. Пока я его больше ощущаю и понимаю через Марину Цветаеву и Ариадну Эфрон — через их воспоминания, стихи, слова о нем.
А вот Цветаева вам точно откликаться должна.
О, Цветаева — это мое альтер эго. Кто в подростковом возрасте не проходил через нее и не думал, что она «чувствует, как я»? Цветаеву не любят, в основном, мужчины. Видят в ней лишь женскую истерику. Это поверхностный взгляд. Это женщина огромного ума и начитанности, с таким кругозором слов, что не снилось большинству наших поэтов.
Бродский, кстати, считал Цветаеву лучшим поэтом за всю историю человечества. Она гений — как Пушкин и как Моцарт. Каждое ее письмо, не говоря уже о стихах, — произведение искусства. «Мой Пушкин» — в детстве это было первое произведение, которое так в меня попало, что я начала Цветаеву изучать и приближаться к ней.
Полная версия интервью тут!
