Внутренняя подготовка, договоренности, поиск команды — все это начинается гораздо раньше, чем сам выпуск. Поэтому удается маневрировать между двумя идеями. «Посадить дерево» мы начали репетировать очень давно, блоками, подстраиваясь под Михаила Ефремова. У него свой график, он нам давал какие-то дни каждый месяц. Я расставляла приоритеты: сейчас есть Миша, значит я занимаюсь этим, Миши нет — занимаюсь тем. «Мороз, красный нос» в основном складывался в голове, в разговорах, в работе над пространством с художником Ксюшей Перетрухиной и с композитором Алексеем Сюмаком. Основной репетиционный период — это месяц перед премьерой, когда разучивался музыкальный материал. Мы перешли в это пространство, и в тот месяц я почти не занималась «Деревом».

Так сложилось, что «Мороз, красный нос» был запланирован гораздо раньше, а потом появилось предложение Леонида Семеновича Робермана, возникла идея поставить пьесу Алексея Житковского «Посадить дерево», и Миша Ефремов дал именно эти сроки на январь.

Леонид Семенович пришел с предложением о совместной работе, а пьесу предложила я. Сначала речь шла о том, чтобы я сделала что-то в театральном агентстве («Арт-партнер XXI» — прим.ред. LDQ) после того, как Роберман посмотрел спектакль театра «Практика» «Человек из Подольска Сережа очень тупой». Я сказала, что мой интерес — сделать что-то именно в «Практике», если это возможно в рамках совместного проекта. Он на это пошел, и я ему очень благодарна. Все финансирование взял на себя Леонид Семенович. Я сказала: «Поскольку это театр «Практика», театр современной драматургии, то давайте я найду современную пьесу для хороших артистов».

Конкретно эта пьеса — нет. Она прошла ранее мимо меня, но есть такой замечательный человек — Павел Руднев, который мне часто помогает, присылая пьесы. Он мне прислал, кажется, шесть названий, и все шесть были очень интересные, а две так просто замечательные. Одна и была «Посадить дерево».

Когда я прочитала пьесу, тут же дала ее Леониду Семеновичу. Он сразу согласился. И дальше уже я предложила поговорить с Мишей Ефремовым. Было понятно, что если он согласится, то это очень будет хорошо для нас для всех. 

Да, театральное агентство Леонида Робермана имеет возможность арендовать большие площадки. Для нас, театра «Практика», очень интересно и важно иметь спектакль, который можно играть не только на камерной сцене.

На большой сцене он смотрится иначе. По-другому воспринимаются декорации Николая Симонова, все решения работают иначе. На маленькой сцене он сконцентрирован в пространстве, на большой, наоборот, больше воздуха. Я не боялась, что при разнообразии площадок спектакль что-то потеряет.

Это пьеса о непонимании, о попытке понять, о борьбе с догмами и представлениями, о том, что все не так как кажется.

Во время репетиций все время возникают идеи-идеи. И кто-то пошутил, кажется, Миша кого-то передразнил. Мы подумали, что светлячки могли бы так говорить. Я за это сразу ухватилась, решила, что это нужно делать обязательно и обратилась к ребятам, которые занимаются саунд-дизайном (Алеше Золотовицкому, который также играет в этом спектакле, и его другу Артему Клименко). В тот момент как раз шли репетиции хора «Мороз, красный нос». Ребята попросили девочек-вокалисток записать светлячков. А фразы светлячков придумывались всеми вместе – мы пытались понять, на что и в каком моменте могла бы быть реакция. Спасибо, что вы это увидели и поняли.

Когда я выхожу перед красным занавесом, срываю аплодисменты. Очень странная реакция при этом возникает в зале: половина людей недоумевает, а половина закатывается от хохота. В этом и была цель.

Миша все время со мной репетирует, все время рассказывает, как я должна это делать. Я смеюсь: «Ну ты мне мстишь просто: я тебе говорю как, а ты мне». Но нам просто очень важно, чтобы возникал этот момент абсурда, потому что, конечно, в пьесе он присутствует и хочется настроить зрителя на это. Но тут не скажешь однозначно. С другой стороны, ведь действительно никто не знает как это делать, действительно это сложное дело – посадить дерево, вырастить человека, вырастить спектакль.

Я, когда нашла его в интернете, не поверила, что это реальный текст. Ни одному юмористу это не под силу.

Абсолютно. Из интернета: «Как посадить дерево. дачный участок».

Вообще, история любопытная была, и работа такая дружная. Коля Симонов, наш художник, создал особое пространство. Я понимала, что можно взять эту пьесу, дать хорошим артистам и всё. Это называется «вышли два артиста, постелили коврик»: можно играть без ничего. Но потом я обратилась к Коле Симонову, с которым мы давно работаем и выпустили много спектаклей. «Коля, здесь такая сложная задача, здесь нет ничего, но нужно чтобы что-то было». Мне казалось, что очень важно придать этому стилистику небытового театра. Потому что пьеса совершенно небытовая. И Коля пришел с идеей сделать светящееся поле, которое живет своей жизнью. Оттуда уже возникли светлячки, ведь это отдельный космос со своими голосами, куда приходят люди, начинают разбираться со своими проблемами, а тут и без них жизнь шла и будет идти. Мне очень понравилось это решение. Вопрос состоял лишь в том, что это будет очень дорого. И когда Леонид Семенович сказал «да», мы сначала своим ушам не поверили, потом очень сильно еще раз его поблагодарили, что он на это пошел. Плюс у нас же два варианта декораций есть: для малой сцены и большой.

А там в конце еще возникают эти корни. Когда Коля нашел их, написал: «ты не представляешь, что это» и присылает мне картинку корней деревьев. Я сказала: «Коля, это же кровеносная система».

И это отражено на афише в самой «Практике».  

Да. Корни деревьев под землей – это кровеносная система человека 

С самого начала мы решили, что хорошо бы это были настоящие отец и сын. У нас был целый список таких пар, (улыбается). Но мы понимали, что, если согласится Ефремов, решение будет принято сразу. Я совершенно не ожидала, что он согласится, так как у него совершенно другой график, своя жизнь, своя занятость.

Да, для него это такое испытание. Он все время мне говорит: «Я не понимаю, мне тут тесно!». Но пристраивается уже (улыбается). А уж когда Миша согласился… Там такой выбор сыновей. Просто Никита уже гораздо старше, а Николаша очень годится и по возрасту, и по индивидуальности.

Ну вот видите. Николаша замечательный, и мне хотелось, чтобы он с нами поработал.

Это очень трудно. Мне казалось, что моя задача – создать комфортные условия для Николая. Потому что Миша, особенно поначалу, пытался контролировать, подсказывать, влиять на него. А мне с первых шагов показалось, что он всё сам так хорошо понимает, что, если его отпустить и создать ему комфортную обстановку, чтобы он не чувствовал себя ведомым, то всё будет складываться. И корректировать его нужно мягко. Важно, чтобы он верил в себя. Вот то, чем я всё время занималась. Конечно, я уверена, что домашняя режиссура была, но в какой-то момент Миша отпустил ситуацию, понял, что Николай не подведет. И всё стало проще.

Работать с таким человеком как Михаил Ефремов очень трудно, так как он сам про себя всё хорошо знает: как нужно, как он может. На всё у него есть своя точка зрения. У нас еще у обоих достаточно буйные характеры, и мы часто схлестывались, извинялись потом друг перед другом. Работа была яркая. И это было огромное счастье.

Эта история началась давно. Я увидела корешок книги «Мороз, красный нос» на полке и подумала, что нужно перечитать ее. Открыла, прочитала. Книга лежала у меня под подушкой, я не могла спать ночью. На следующий день стала учить наизусть какие-то куски. На меня эта история произвела уникальное впечатление тем, что мы не представляем, о чем это на самом деле. И есть эти штампы: какая-то детская история про крестьянку. У меня возникло желание бороться со штампами. Была мысль сделать моноспектакль, ведь по сути это история одного человека. В той части, где Дарья идет в монастырь, я услышала ритмические рисунки, будто совсем несвойственные Некрасову. Я слышала много звуков, стука топоров, видела бесконечный белый цвет. Это очень насыщенное произведение. Впоследствии идея трансформировалась в создание монооперы для актрисы «Мастерской Брусникина» Яны Енжаевой. Пригласили композитора Алексея Сюмака, затем подключилась Ксюша Перетрухина, потрясающий художник. В результате получилась камерная опера. За время, прошедшее с момента появления идеи, в театре появилось музыкальное направление, был создан ансамбль, он и принял участие в спектакле. И мы поселились в «Практике», так как хотелось делать спектакль именно в маленьком пространстве.

У нас замечательная сценография. Ксюша придумала деревья, а какая музыка потрясающая!

Да, она из большого эпиграфа. Когда я начала собирать либретто, многое из поэмы не взяла, как и известную фразу «есть женщины в русских селеньях». Но этот эпиграф такой мощный, такой страшный, про болезнь, про умирание. Я мучилась, не могла ни от чего отказаться. Прислала Леше Сюмаку текст, в котором эпиграфом стояла фраза «Здесь только камни не плачут». Спустя какое-то время он мне позвонил и сказал: «Все, я написал «здесь только камни не плачут». Теперь все в порядке».

Мы очень долго не понимали, как сформулировать для pr-отдела аннотацию. В какой-то момент я пришла и сказала: «Слушайте, нужно откровенно ничего не боясь написать, что этот спектакль о смерти». Мы можем это писать. Мы идем на это. Да, этот спектакль может вас оттолкнуть.

Да-да-да. Но так ведь и есть, спектакль об этом. Но зрителя не должно это пугать, так как его ждет мощное художественное впечатление.

Мне интересно, что происходит в «Мастерской Брусникина» и в театре «Практика», это понятно. Очень интересно всегда, что делают Юрий Бутусов, Дмитрий Крымов. Такие разные люди. Сейчас я, конечно же, всем рекомендовала бы идти на «Бориса» Крымова. Из последнего – это мое самое сильное впечатление.

Все мои режиссерские планы сейчас связаны с «Практикой». В МХТ я буду продолжать делать «Круг чтения» и «Память места». Буквально через два дня мы делаем «Сверчок на печи» – в 1914 году вышел такой спектакль. Это что касается Художественного театра.

В марте выйдут две работы мастерской Кудряшова (в постановке Гриши Добрыгина и Александра Алябьева). Следующий у нас Сергей Чехов, очень интересный молодой режиссер, который получил недавно президентскую премию — его спектакль выйдет в апреле. В сентябре – новый проект Дмитрия Волкострелова.